Высокие Холмы

"Путеводитель по Высоким Холмам". Неизвестный исследователь Лиги Красного Дракона.
Врата Высоких Холмов.
Прежде чем попасть в легендарные Высокие Холмы, путнику предстоит пересечь владения Пятого дома Эреды – Фойенле. Что само по себе станет для неподготовленного путешественника серьёзным испытанием. Это негостеприимные и глухие места, полные странных и опасных вещей.
Владения Фойенле занимают ту часть эльфийского Лесного Королевства, где кроны древних деревьев сплетаются так плотно, что у их подножия царят вечные сумерки. Это царство свирепых и жестоких созданий, опасных хищников и диких чудовищ.
Под стать этим созданиям и владыки этой местности – Повелители Зверей Фойенле. Ваш покорный слуга едва не был убит пограничным отрядом, что едва ли отличался в своих повадках и облике от жестоких зеленокожих дикарей из джунглей Андара. Однако, на моё счастье, разум свирепых с виду эльфов оказался более острым и утончённым, нежели дикое орочье сознание, и они с уважением отнеслись к именам моих покровителей, известных даже в столь отдалённых уголках мира.
Охотники Фойенле любезно проводили меня к месту, где, по их мнению, находился вход в страну Змей. Поблагодарив их, я отправился в дальнейший путь один, подивившись тому, как ошибочно их представление о месторасположении их собственных союзников. Либо же они умышленно увели меня подальше от искомого мной места, не подозревая, что я знаю истинное расположение Врат Высоких Холмов.
Потратив несколько недель на то, чтобы вернуться к нужному месту, я, наконец, получил возможность сделать первый шаг за завесу Заповедного Края. Будь я обычным странником, мне не только не удалось бы разглядеть вход – я бы ни за что не сумел пройти сквозь него, даже направившись строго сквозь Врата. Без Ключа – безусловно добытого прежде, чем отправиться в путь – мне ни за что не удалось бы попасть внутрь.
Это – первая Граница Высоких Холмов. Медровый Круг, искажающий пространство вокруг заповедника, словно бы скрывая его в Под-планарном кармане. Изящное Искусство древних Ткачей Дара. Самим Дэлен’Таилах есть чему подивиться в столь тонкой и удивительной работе с Нитями. Ключ – это своеобразный крючок, подобный тем, что используют при вязании шерсти, да простят меня Боги за столь убогое сравнение. Один его край находится по эту сторону Завесы, но другой зацеплен за особый узел, потянув за который можно «приподнять» край купола, накрывающего Высокие Холмы, и проскользнуть под него.
Едва перешагнув порог Врат, путник обнаружит себя у подножия уходящего к небесам крутого склона, поросшего столь буйной и свирепой растительностью, что дикие непролазные дебри Фойенле покажутся ухоженным дворцовым садом в сравнении с ней. Путь наверх даже у такого опытного путешественника, как я, займёт пару дней, и то лишь в том случае, если повезёт с погодой, и сокрушительный тропический ливень, размывающий склон в подобие нескончаемой сели, настигнет вас не более раза за сутки.
Преодолев превратности погоды, огромные рои ужасных насекомых и бесконечные заросли ядовитых растений, упорный и осмотрительный путник достигнет гребня, с которого ему откроется картина столь невероятного вида, что один лишь взгляд на неё оправдает все прошлые лишения.
Высокий склон, оставшийся позади, окажется лишь невзрачной ступенью по сравнению с высочайшими пиками Огненного Хребта, обрамляющими колоссальных размеров озёрную долину, раскинувшуюся за ним. Расстояние между самыми удалёнными друг от друга точками этой долины таково, что будь меж ними проложена ровная прямая дорога, всадник верхом на лошади ехал бы по ней непрерывно не менее десяти дней.
С вершины же Порогового Гребня лишь смутно видны проступающие сквозь облака и дымку горы на противоположном краю, а также гряда пологих зелёных холмов прямо от гребня, густой лесной массив на северо-востоке и гладь первого из Великих Озёр – Мунди – на юго-западе.
Куан'Тчей.
О нём, как и о прочих Великих Озёрах, мне предстоит рассказать чуть позднее, прежде остановив свой взор на холмистой гряде впереди. Местные называют их Куан’Тчей – «Страж». Острый глаз сумеет разглядеть в гуще их зелени золотой блеск дозорной крепости, встречающей всех приходящих в долину, и носящей то же имя, что и сами холмы. Несомненно, мистики Куан’Тчей обнаружили моё присутствие сразу же, как только я пересек границу. Тем скорее же мне предстояло обозначить своё присутствие самому. Используя тот же ключ, я отразил от одной из его граней солнечный луч, послав его в сторону дозорной крепости.
Ждать ответа мне пришлось недолго. От Куан’Тчей отделилась массивная золотая тень и, взмыв в небо, направилась в мою сторону. Мне оказали великую честь – меня встретили на огромном зунмаре, пирамидальном небесном корабле, вероятно построенном ещё Перворождёнными в Ранние Эпохи. Углы его увенчивали статуи Божественных Змеев, чьи кристаллические глаза были выполнены из камней шота, а вершина украшена бюстом самого Сетара, Рогатого Змея. Столь великим был кристалл, зажатый в пасти у золотого изваяния, что порождаемого им луча хватило бы, чтобы испепелить крупнейший из известных Небесных Кораблей любой другой страны.
*Солнечные камни санатар, известные так же как «Слёзы Айлара», впервые были использованы как оружие сан’шийра Солнечной Империи во время Эпохи Хаоса. В ряде стран, таких как Ксардаар или Эреда, санатары называют камнями шота – по имени знаменитого учёного юттай – Шота Так’Ала, тщательно исследовавшего свойства Слёз Айлара. В настоящее время санатары состоят на вооружении нескольких государств континента, эффективно применяясь в борьбе с Осквернёнными существами и некоторыми инопланарными обитателями.
Когда зунмар завис над моей головой, я едва мог пошевелиться от его грандиозного вида и великолепия. Лишь когда в его основании открылись двери, я опустил взгляд, чтобы увидеть, как с его ступеней соскальзывают на землю первые, встреченные мной в этой стране, сетксар. Были они во всеоружии и наготове, несмотря на то, что сам я был один, и не представлял, очевидно, никакой угрозы ни одному из них, будь он даже и связан. Это приятно удивило меня, ибо жив тот, кто всегда начеку.
Так же приятно поразили меня манеры встречающих меня юттай. Услышав имена моих покровителей, и убедившись, что душа моя не запятнана Скверной, стражи поприветствовали меня весьма учтиво, учитывая специфику их вида. Пусть слова их были холодны и бесцветны, словно весенний лёд, они всё же потрудились их произнести, и в них не было напускной грубости или жестокости. Сетксар проводили меня внутрь зунмара, который доставил нас в золотую пирамиду Куан’Тчей – Кхаст, где я впервые узрел величие Ксур-Шет. Воистину встреча с Божественным Змеем подобна встрече с Богом, ибо часть Сетара живёт в каждом из этих существ.
Ксур-Шет Кхаста заглянул внутрь моей души, не оставив неозарённым ни один её уголок. В мгновение ока все мои тайны и мысли открылись ему. Моя душа осталась нагой в его ослепительном свете, но я не чувствовал себя униженным. Ибо было это, словно излилась на меня Первородная Благодать, в коей обрёл я единство с самим миром.
Когда разум Ксур-Шет покинул меня, столь неизмеримая печаль охватила меня, словно остался я один во всём мире. Но холодные и бесстрастные глаза огромного Змея всё ещё смотрели на меня, и это подарило моим мыслям утешение. Убедившись, что я прибыл от своих покровителей без злых помыслов, Божественный Змей одарил меня своей печатью, свидетельствующей, что я – гость этой земли. И было то величайшей честью, что может удостоиться чужеземец в этой стране.
Затем я покинул Кхаст и Куан’Тчей, отчасти с сожалением, ибо даже малая дозорная крепость была подобна рукотворному чуду, что моё сердце желало изучать долгие месяцы и годы. Но отчасти и с надеждой и нетерпением, ибо перед моими ногами лежал невероятный, непостижимый, и невиданный край, что мне лишь предстояло открыть.
От холмов Куан’Тчей дорога уходит в три стороны – к северным и южным предгорьям, и на восток, к самому крупному озеру долины, к югу от которого расположена столица государства сетксар – легендарный золотой город Гексармитль.
Иззатал.
Мной было принято решение осмотреть долину по внешнему краю, и лишь после этого прикоснуться к величайшей святыне народа змееящеров. Бросив жребий, я выбрал южную дорогу, и отправился в сторону города Иззатал. В сопровождение мне выделили два десятка величественных воителей и массивного верхового ящера, отдаленно напоминающего ксар-трирогов из Ксардаара.
Памятуя о диком нраве, но также и гордом разуме ксар, я с уважением поприветствовал своего будущего провожатого, поклонившись и выразив почтение с безопасного расстояния, как это принято на севере их страны при встрече с дикими ящерами. Знаков одобрения, или же противной тому реакции не последовало, но бесстрастность сетксар воистину легендарна, потому я счёл это скорее благим знаком.
И, судя по тому, что меня никто не попытался умертвить после того, как я забрался на спину зверя, моя оценка оказалась верной. Комфортная платформа на спине этого создания позволила мне обозревать окрестности и беспрепятственно делать заметки прямо во время движения, что довольно много говорит о гостеприимстве сетксар.
К слову, именно сквозь пастбища этих созданий, называемых здесь гсагалла ("выносливые"), пролегала первая часть нашего пути. Мощеная бежевым камнем дорога вилась сквозь огромную зелёную равнину, по необъятным просторам которой шествовали группы этих существ.
Поначалу казалось, что они предоставлены сами себе, и не находятся под надзором пастухов или иной охраны. Однако, понаблюдав за ними пару дней, я заметил, что некоторые особи, более крупные и яркие в окрасе, направляют движение своей группы, и словно отдают распоряжения, назначая дозорных, и тех, кто следит за отставшими. Порой такие особи останавливались чуть поодаль от основной группы, вглядываясь в горизонт.
Однажды одно стадо приблизилось к дороге и нашему отряду, и вожак обменялся несколькими, протяжно-шипящими звуками с моими сопровождающими. Что окончательно утвердило мои подозрения об интеллекте гсагалла, схожем с разумом ксар.
Дорога вскоре привела нас к побережью Великого Озера Мунди, Озера Матери. Мои провожатые поведали, что в его глубинах родилась и живёт вторая по могуществу и размерам Многоглавая Змея – дочь Старика, Мать всех Многоглавых Змей.
Порой она выбирается из своего логова на восточный берег озера и, преодолев гряду прибрежных холмов, подходит к главному храму Гексармитля, где кладёт каждую из своих девяти голов на алтари, под каждым из которых дремлет Ксур’Шет. Подле каждого из Божественных Змеев всегда бдит дюжина жрецов сетксар, внимающих словам Матери, что передаются устами Ксур’Шет. Самые важные решения, касающиеся судьбы всех Высоких Холмов, или даже всей расы юттай, исходят из этих чистых вод глубочайшего из озёр континента.
В этой части моего повествования стоит поведать о самих семи Великих Озёрах. В учёной среде подобные озёра называют Эфирными, реже – Планарными, поскольку дно каждого из них пронзает межпланарный разлом, из которого в основной мир проникают частицы первородного эфира. Благодаря этой особенности, в глубинах этих озёр рождается удивительная жизнь.
В топких берегах каждого из них находятся кладки гигантских змеев, во множестве населяющих болотистые территории Высоких Холмов. Их популяция тщательно оберегается воинами сетксар, ибо самые могущественные особи этого вида могут стать вместилищем духа Ксур’Шет, если с тем случится какое-то трагическое несчастье.
Порой из кладок, что оставляют в воде змеи-матери, может проклюнуться эфирное потомство. Эти создания гораздо крупнее своих сородичей, обладают множеством голов, разумом высшего порядка и поразительными талантами в искусстве обращения с Божественным Даром. Многоглавых Змей можно назвать связующим звеном между смертными существами и расой Древних, что зорко присматривают за сохранностью всех Планов и работой природных механизмов.
Разумеется, слишком близко к озеру наша группа не приближалась. Моим глазам едва хватило остроты, чтобы разглядеть далёкую туманную дымку, за которой скрывается сапфировая поверхность Мунди. Увы, но подойти ближе означало бы подвергнуть себя смертельной опасности. Ни огромные змеи, ни прочие хищные создания, живущие в прибрежной зоне, не являются домашними зверьками. Это смертоносные чудовища, к силе которых со всей осторожностью относятся и сами сетксар.
Так что наш отряд, миновав небольшое болото, кишащее жуткими насекомыми и удивительными, но смертельно ядовитыми растениями, приблизился к первому в моём маршруте городу змееящеров – Иззаталу. И сколь приметен был золотой Кхаст, ярко переливающийся в лучах полуденного солнца, столь же неожиданно выросли перед нами стены этого города-крепости, сливающиеся с пыльно-бежевыми скалами монументальных Огненных Гор позади.
Иззатал является одним из воинских городов, где живёт и обучается военное сословие сетксар. Но не стоит сразу же представлять себе армейский форт, в котором нет места ничему, кроме строгих порядков и беспрестанной муштры. Нет, совсем напротив, город этот предстал передо мной до краёв бурлящим самой разнообразной жизнью.
В те краткие мгновения, что я осматривал окрестности по дороге к нашему временному пристанищу, мне удалось разглядеть пышные сады и прекрасные архитектурные композиции. Игровые площадки и молодых змееящеров, резвящихся в фонтанах с весёлым шипением, в свободное от упражнений и учёбы время. Один раз я даже мельком усмотрел в створах врат, ведущих на широкий проспект, нечто, напоминающее огромный базар, с множеством прилавков и вывесок.
Мне не удалось представить, чем могут обмениваться существа, подобные сетксар, где все богатства в равных частях распределяются мудрыми Ксур’Шет меж всеми. Мои провожатые, к великому сожалению, не ответили мне на расспросы об этом месте, но мой намётанный взор всегда очень точно подмечает подобные детали. По всей видимости, ничто смертное не чуждо даже существам чистой Перворождённой крови.
Естественно, наибольшее впечатление Иззатал производил именно своими оборонительными сооружениями. Огромные орудийные башни, грозно взирающие как в небеса, так и на землю, ощетинились метательными машинами и кристаллами шота. Бронированные самоходные орудия, подобно огромным хищникам дремлющие на широких площадях в постоянном ожидании опасности. Величественные зунмары, зависшие высоко в небесах над городом. Укреплённые спуски в подземные чертоги, где особые отряды сетксар вслушиваются в голос земли, дабы своевременно заметить приближение противника, решившего атаковать город сквозь толщу камня.
И, конечно же, внушающие восхищение и трепет боевые отряды самих змееящеров, безупречными формациями проползающие мимо нашей группы, ведомые строгим распорядком своей военной жизни.
Разумеется, даже будь у меня больше времени, и позволь это сами юттай, я бы не стал описывать в подробностях все тонкости обороны Иззатала, равно как и любого другого города. Неизвестно, кому в руки попадут мои заметки, и потому было бы совершенным безрассудством представлять такие сведения на всеобщее обозрение.
Дом, в котором мне было дозволено провести ночь, был просторным и уютным. Он напомнил мне небольшие гостиницы в восточных Серебряных Городах, где архитектурное искусство северных джезел смешалось с традициями великанских зодчих древнего Ирабата. Крупные камни в фундаментной кладке постепенно утончались к вершине, в проёмах увенчиваясь изящными арками с искусным геометрическим орнаментом. Несколько крыльев здания создавали неправильный четырёхугольник, внутри которого притаился небольшой сад с глубоким фонтаном.
Судя по всему, фонтаны в городах юттай служат не только декоративным, но и практическим целям. Как и все змееподобные создания, сетксар зависят от водной стихии. Потому в каждом из искусственных водоёмов достаточного размера всегда был оборудован спуск к воде, где змеиное тело могло удовлетворить свою потребность во влаге. Особенно важным это было здесь, в Иззатале, где, после влажной жары приозёрной местности, оказалось неожиданно сухо и пыльно. Город стоял на возвышенности, тыльной своей частью прикасаясь к горячим скалам Огненных Гор, сквозь ущелья которых сюда проникали настоящие пыльные бури.
Проведя ночь в довольно аскетичных, но вполне достойных и комфортных условиях, я с наслаждением облачился в чистые одежды и приготовился узреть главное чудо, сотворённое руками и умами Перворождённых Ткачей сетксар. А именно – Путевые Медровые Врата. Да, история гласит, что все эти чудесные изобретения были уничтожены самими юттай сразу же после наступления Эпохи Хаоса. Однако было бы наивно полагать, что сетксар полностью отказались от технологий своих предков. В конечном счёте, их Бог по-прежнему пребывает среди них, и не нам, простым смертным, сомневаться в правоте самого Великого Сетара.
Врата впечатлили меня больше, чем я мог себе представить. Укрытые меж двух гигантских скалистых отрогов, они поражали своими размерами и массивностью. Казалось, что такое количество металла, собранное в одном месте, должно продавить земную твердь, уйти сквозь все Планы в глубины и прорвать саму Завесу, вырвавшись во вне-мировую эфирную дымку, разделяющую все континенты во Всевещности. А ведь провожатые поведали мне, что таких врат ещё шесть в каждом из крупных городов Высоких Холмов, и столько же – в столице, золотом Гексармитле.
Представляя собой колоссальных размеров пирамидальную арку, Врата опирались на массивное, пирамидальное же основание, укреплённое сетью крепких металлических конструкций. Подъёмные серпантины, ведущие к вершине пирамиды-основания, перемежались с широкими ступенчатыми скатами, по которым, видимо, должны были подниматься боевые машины сетксар. Сама же арка шириной и высотой была столь велика, что в неё с лёгкостью могла бы пройти любая, известная миру, небесная крепость. Возможно – да простят меня Боги – в этих вратах мог бы поместиться даже Дракон, во всём его величии и великолепии.
Стоит ли говорить, что по мере приближения к Вратам, моему взору становилось всё тяжелее объять его одним взглядом. В итоге я потерял возможность смотреть одновременно даже на обе колонны арки. Прежде, чем подняться на пирамиду, мы миновали несколько линий укреплений, где нас проверили со всей строгостью. Да, возможно вы ухмыльнётесь, подумав, что вероятный противник не будет проходить проверки, и найдёт способ проникнуть за укрепления незамеченным. Однако это вовсе не означает, что не стоит оставлять охрану на самых очевидных подступах. Беспечность в любом проявлении – это не то, что можно сказать про расу сетксар.
В итоге, после довольно долгого подъёма по одному из серпантинов, мы достигли вершины. Ровная площадка перед вратами была размечена разными линиями и письменами, которые, по всей видимости, должны были облегчить переброску войск в военное время. Мы проследовали вдоль одной из линий к порталу, и с каждым пройденным шагом меня всё сильнее охватывал благоговейный трепет. Которого, однако, совершенно не испытывали мои провожатые, равно как и мой гсагалла. Мне не оставили возможности сделать последний восторженный вдох перед финальным шагом, и мы окунулись в проём столь стремительно, что я толком не успел к этому подготовиться.
Тцатлас.
Что и говорить, меня постигло лёгкое разочарование. Всё произошло так быстро и незаметно, что мне сперва даже не удалось осознать сам факт перехода. Впрочем, чего ещё ожидать от искусства величайших из Перворождённых Ткачей. В мгновение ока мы из Иззатала перенеслись в следующий город нашего маршрута: обитель учёных и естествоиспытателей – Тцатлас.
Именно это место может предстать случайному путнику в виде суровой твердыни, пропитанной дисциплиной и строгим порядком, которая куда больше похожа на обитель воинов, нежели храм науки и свободного разума. В отличие от своего западного соседа, Иззатала, нежащегося в лучах солнца большую часть дня, Тцатлас, расположенный в глубокой долине меж двух высоких горных пиков, почти всё время сокрыт в тени. Густая тёмная растительность и чёрная почва окрасили в соответствующие тона и стены этого города, создавая весьма холодную, если не сказать – гнетущую атмосферу.
Удивительно, но укреплений и оборонительных сооружений здесь оказалось едва ли не больше, чем в городе-воине. Бдительные стражи и патрули, усиленные военными машинами, попадались нам куда чаще, чем в Иззатале. Храмы Одарённых, приземистыми и массивными пирамидами припавшие к земле подобно дремлющим чудовищам, были окружены стенами и рядами различных смертоносных орудий. Сразу становилось ясно, что змееящеры почитают своей главной ценностью. Знания – вот истинное сокровище этой земли. То, что может вознести народ сетксар, и обратить его в пыль, если попадёт не в те руки.
Пока мы спешно пробирались узкими и тёмными улочками к выходу из этого удивительного, но, увы, закрытого для наблюдателей места, мои провожатые поведали мне одну из легенд этого места. Где-то на вершине пика, что возвышается к востоку от Тцатласа, находился храм, построенный Перворождёнными сетксар сразу после окончания Эпохи Хаоса.
В то время Старик, впитавший большую часть божественного Духа Сетара, и поразив своим ядом ужасного Мелеха, был вынужден отправиться на отдых в пучину самого большого из эфирных озёр Высоких Холмов. Но прежде, чем погрузиться в сон в глубинах вод, он поручил своему народу найти останки божественного тела Отца Змей, и из его клыков сделать четыре больших сигнальных рога и поместить их в особые сокрытые святилища. В час великой нужды, когда змеиный народ будет нуждаться в помощи своего Бога, пути к этим храмам откроются, и звук рогов пробудит Многоглавого Змея-Сетара, чтобы тот вновь смог встать на защиту своих детей.
Сложно было представить, что сетксар утратили путь к подобным реликвиям. Однако до сих пор мои провожатые не пытались меня впечатлить, приукрашивая какие-то истории или факты, лишь рассказывая о тех вещах, которые действительно имеют место быть. По всей видимости, они весьма серьёзно относились к сказанному.
И, пожалуй, начав немного разбираться в образе мышления змееящеров, я понимал, почему Рога Пробуждения, если они действительно существовали, до сих пор оставались ненайденными. «Во время великой нужды» завещал им их Бог. Что же могло произойти со стойкими, готовыми ко всему, суровыми, жестокими и бесстрашными существами, живущими под мудрым началом дочери Бога и его верных Божественных слуг, чтобы они обратились за помощью к своему Создателю? По всей вероятности нечто, сопоставимое по масштабам с катастрофой Эпохи Хаоса. В таком случае, то, что эти тайные святилища до сих пор не были найдены, было огромным счастьем для всего нашего мира.
Выбравшись из Тцатласа, мы выехали на бугристую, мощенную серым сланцем дорогу, уводившую к востоку. Слева от нас раскинулись обширные болотистые леса, занимающие всю территорию между озёрами Мунди и Стир. Где-то сразу за этими топкими густыми зарослями раскинулся главный город сетксар, прекрасный Гексармитль. Но его время в моём путешествии ещё не пришло.
Огненные Врата.
Впереди нас ждал засушливый степной край, раскинувшийся перед единственным незащищённым горами проходом в долину Семи Озёр. Огненные Врата – так называлось это место. Здесь ветра, порождённые бескрайними равнинами Андара и беспокойными ущельями Огненных Гор, вырывались на свободу, иссушая сотни гектар влажной тропической местности.
Неизвестно, какие природные силы заставляют раскалённые потоки воздуха набирать такую скорость и проноситься, словно сквозь трубу, через сотни миль извилистых горных каньонов. Я предполагаю, причина кроется в особой природе Огненных Гор, скрывающих немало Разломов, ведущих в Судр, а так же в примечательных особенностях Андара, что, как известно, развивался под длительным воздействием Искажённого Дара.
Бессменным стражем Огненных Врат является город-крепость Окотх, в чьих пределах расквартированы тысячи опытных воителей сетксар. В отличие от Кхаста, являющегося скорее дозорным форпостом, нежели полноценной крепостью, Окотх – один из главных защитных рубежей Высоких Холмов. Оборонительные сооружения крепости рассчитаны как на длительную осаду, так и на массированный штурм сразу нескольких могущественных Демонов. Что, учитывая близость Андарских Демонических Царств, не является излишней мерой предосторожности.
Увы, Окотх не являлся частью нашего маршрута, поэтому мне пришлось довольствоваться лишь скупыми описаниями моих провожатых. Местность вокруг нас так же не изобиловала приметными особенностями. Что не было удивительно – даже путь по краю этой выжженной горячими ветрами степи оказался довольно изнурительным. Здесь мало что росло кроме низкой желтоватой травы, в которой копошились редкие насекомые.
Спустя несколько дней утомительной дороги мы проехали огромный мост через широкую реку, и большой перекрёсток за ним. Поперёк нашей дороги пролёг ещё один путь – дорога от Окотха к Сетеку, находящемуся на севере. Сетек был сравнительно небольшим городом, расположенным между озёрами Стир и Асар. В этот город стекались припасы со всей долины, которые затем переправляются речными и сухопутными обозами в южную крепость.
На мой вопрос, почему нельзя отправлять припасы сквозь Путевые Врата напрямую в Окотх, мои провожатые ответили, что в самом Окотхе нет Медровых Врат, поскольку было бы слишком опасно располагать их в первой линии обороны, в таком месте, куда может обрушиться самый сильный удар противника. Кроме того, таким образом защитники крепости оберегаются от возможных перебоев с поставками, которые могут вызвать «несовершенства технологии». По всей видимости, это было достаточно весомой причиной, раз обоз, идущий несколько дней, и могущий попасть в засаду, был предпочтён мгновенным перемещениям ресурсов.
После моста нам оставалось пересечь ещё одну травяную пустошь, на сей раз пройдя напрямик сквозь неё. Тогда мы, наконец, смогли бы покинуть эти бесплодные земли. По правую руку от нас, к юго-востоку, поднималась к небу одна из высочайших гор долины: пик Цок’Од. Где-то на его вершине находился ещё один сокрытый храм, с таящимся внутри Рогом Пробуждения, подобно тому, что был спрятан над Тцатласом.
По мере приближения к Цок’Оду, горы впереди становились всё больше, затмевая все вершины, виденные мной ранее в этом регионе. В конце концов, они закрыли собой почти половину неба, угрожая разрушить все мои представления о масштабах окружающего мира. И то, что казалось мне поначалу туманным маревом у их подножия, оказалось рощей ивлинов – самых исполинских деревьев на континенте, из плоти которых рождаются Древние. На фоне массивных гор эти древесные гиганты издалека казались лишь зарослями карликового кустарника. Это было воистину удивительно.
Ранее считалось, что рощи ивлинов сохранились лишь в двух местах на континенте – в Лесном Королевстве Эреда, где они находятся под строжайшим надзором народа вейла, и в Харлагской Чаще Зверя, где их оберегает сам Бог-Покровитель тех земель. Оказалось, что существует и третья – здесь, в Высоких Холмах, где о них заботится раса юттай. Жители города Ксамунда, в который мы сейчас и направлялись, ухаживали за местными ивлинами. Собирая омертвевшую и высохшую древесину исполинов, местные сетксар создавали из неё удивительные вещи.
Ксамунда.
Ксамунда оказался не только первым городом Высоких Холмов, у которого не было стен и оборонительных укреплений. Он так же был первым городом сетксар, в котором я увидел деревянные постройки. Более того, он был первым городом на континенте, в котором я увидел дома, построенные из древесины ивлина. Кто-то бы назвал это святотатством или, как минимум, расточительством. Ведь этот материал чрезвычайно ценится во многих тонких и важных ремеслах, таких как, например, небесное судостроительсво. Однако воистину сетксар могли позволить себе то, что более не было доступно ни одному другому народу на континенте.
Ксамунда был одним из городов ремесленников, расположенных у подножия восточных гор Долины. Здесь производились вещи, требующие аккуратности и твёрдой руки. Витающий в воздухе приятный аромат свежеобработанной древесины из столярных мастерских смешивался с едким, едва уловимым химическим запахом, доносящимся из цехов на восточном краю города.
Это был очень красивый город с приятным обликом. В нём было много зелени, резных скульптур и украшений на домах и зданиях. В повсеместной кипящей работе не чувствовалось такого строгого предписанного порядка, что ощущался в Тцатласе и Иззатале. Что вовсе не означало, что жизнь в городе можно было назвать хаотичной. Просто в её ритме ощущалась какая-то лёгкость, свобода, которую могли себе позволить лишь там, где создаётся нечто, не являющееся предметами первой необходимости. По той же причине здесь почти не было оборонительных сооружений и охраны.
С одной стороны это, безусловно, создавало в Ксамунде приятную и лёгкую атмосферу. С другой было печально осознавать, что сетксар меньше всего ценят именно эту часть своей жизни. Изящные искусства и тонкие ремёсла являлись тем, чем юттай без раздумий бы пожертвовали ради более важных вещей. Правильная, но кое-что говорящая о них позиция.
И всё же мне удалось насладиться неполной парой дней, что мы провели здесь. Моя временная обитель одарила меня приятной прохладой древесного дома и чистой прозрачной купели, расположенной внутри него. Это было истинным наслаждением после засушливой и ветреной жары Огненных Врат. Я прогуливался по паркам и рабочим улицам, заглядывал в мастерские и, в меру знания языка, общался с местными. Удивительно, но некоторые из них оказывались даже более общительными, чем мои провожатые, которые ранее казались мне одними из самых дипломатичных представителей этого народа.
Также я с удивлением узнал, что в Ксамунде есть Медровые Врата. Они были несопоставимо малых размеров с вратами Иззатала, и в них едва помещался средний зунмар. Служили они для обмена ресурсами и быстрой эвакуации жителей в случае опасности. В основании пирамиды находились специальные механизмы, что в нужный момент могли уничтожить врата, сделав их использование невозможным для противника. Это было единственное укреплённое место во всём городе. Оборонительные линии были призваны сдерживать вероятного врага то недолгое время, что было необходимо для срабатывания механизмов.
Покидал Ксамунду я с лёгкой грустью и ворохом приятных впечатлений. Но, как бы странно это ни звучало, мне почти нечего рассказать о проведённом здесь времени. Город показался мне… обычным. В хорошем смысле этого слова. В нём не было какой-то довлеющей над всем в Долине тяжести предназначения, что взвалил на свои плечи народ сетксар. Не было множества запретных и тайных технологий, и груза тщательно охраняемых секретов. Это было место, где змееящеры просто жили и выполняли искусную, но, по местным меркам, бесхитростную работу. И это было по-своему прекрасно.
Из Ксамунды мы направились на север, в небольшой город Шасс. Это вызвало во мне удивление, ибо прежде в нашем маршруте не значилось столь малых мест. Однако мои провожатые уверили меня, что размер Шасса не определяет его значимость в жизни Высоких Холмов. Заинтригованный, я с нетерпением отправился в путь.
Живописная дорога уводила нас из Ксамунды краем рощи ивлинов, извиваясь вдоль берега реки Расан. Расстояние от Ксамунды до Шасса было небольшим, и мы должны были быстро преодолеть его. Однако в пути с нами произошло то, чего я никак не ожидал испытать во время своего нахождения в Высоких Холмах. На нас напали.
Шасс.
Они появились из рощи на закате, когда мы располагались на привал. Группа дикого вида существ, которых я сперва принял за рослых гоблинов. Однако, в свете первых вспышек камней шота, из которых сетксар начали поражать противников, мне удалось разглядеть в них племя маармов. Они были облачены в странные варварские облачения из костей, кожи и перьев. Их оружие с виду было примитивным, а поведение в бою казалось хаотичным. Однако юттай со всей серьёзностью подошли к обороне нашего лагеря, укрыв меня за своими спинами. Они не поддались на несколько обманных отступлений эйнов, и это спасло нас от внезапного нападения со стороны реки, по которой небольшой отряд маармов проплыл к нам в тыл.
Когда враги поняли, что им не удастся разрушить порядок сетксар провокациями, они бросились в атаку всей силой. И их ярость, и умение удивили меня. Не скажу, что победа далась легко моим стражам – нескольких из змееящеров ранили, и одного весьма тяжело – ударом зазубренного копья в шею. Лишь потеряв больше двух третей убитыми и раненными, эльфы отступили, забирая с собой те тела, что могли унести. Юттай не преследовали их.
От моих расспросов проводники отмахнулись, велев мне повременить с ними до прибытия в Шасс. Я счёл за лучшее послушаться их. Юттай перевязали раненых, взяли небольшой отдых после боя, после чего мы выдвинулись в дальнейший путь, не дожидаясь рассвета. Так же, не останавливаясь на привалы, мы преодолели и остаток пути до города.
Когда мы пересекли мост через Расан и оказались на северном берегу, окружающий нас рельеф начал меняться. Зелёные луга, окружающие рощу ивлинов, сменились холмистой местностью, изрезанной балками и глубокими заросшими оврагами. Дорога вилась между этих складок, ныряя вверх-вниз, и было сложно увидеть то, что ждёт нас впереди. Потому Шасс возник перед нами неожиданно для меня.
Город мог бы показаться непримечательным поселением сетксар, сокрытым среди холмов. Серые каменные пирамиды и россыпь различных сооружений и домов, ютящихся друг к другу. Крепкие, но не очень высокие стены, несколько оборонительных сооружений и одинокий зунмар, парящий в небе. Лишь одно выбивалось из привычной картины, сразу же приковывая к себе взгляд.
Замшелые высокие башни, выложенные из зеленоватого камня, в чьих очертаниях я сразу узнал эльфийскую архитектуру, характерную для построек времён расцвета Империи Маарм. Постройки сетксар обрамляли эти башни по широкому периметру, соблюдая почтительную дистанцию. Присмотревшись, я увидел в этих пустых пространствах очертания улиц и абрисы других сооружений, словно бы город был мозаикой, сложенной из районов разной архитектуры, часть из которых сохранилась, а часть – бесследно исчезла.
По началу, когда мы только приблизились к стенам, я решил, что сетксар построили свой город уже после того, как здесь воздвиглись эльфийские шпили. Однако оказалось, что относительно молодыми здесь являются лишь оборонительные сооружения. Сами же дома змееящеров ничуть не уступали возрастом башням маармов. Разница была лишь в том, что юттай продолжали жить в своих домах и по сей день, в то время как эйнские жилища оказались покинуты, и большей частью со временем обратились в прах.
Ждать ответа на свои вопросы мне пришлось недолго. Мои провожатые разделились – часть из них отправилась сопровождать раненных к лекарям, а другая отвела меня в самую крупную пирамиду города. Здесь я предстал перед ещё одним величественным Ксур’Шет. Жрец юттай, чьими устами говорил Божественный Змей, поведал мне краткую историю этого места.
Некогда, на заре времён, маармы и сетксар осваивали Высокие Холмы вместе. Как известно, в Изначальные Эпохи эти народы были весьма дружны. Маармы, искусные в обращении с Даром жизни, охотно делились своими умениями и знаниями со своими друзьями, а юттай, в свою очередь, доверяли им свои технологии и достижения наук и ремёсел.
Когда Эпоха Хаоса закончилась, и Высокие Холмы оказались изолированными от большей части мира и его обитателей, два дружественных народа помогли друг другу оправиться от катастрофы и восстановить своё пострадавшее наследие. Именно маармы вывели породу гигантских змеев, чьё вместилище духа могло стать достаточно могущественным для того, чтобы возродить в себе душу погибшего Ксур’Шет. Таланты эльфийских Одарённых так же позволили сохранить популяцию уникальных созданий Долины.
Чтобы сохранить природу Высоких Холмов и защитить её от влияния Скверны, охватившей мир, маармы воздвигли в центре Долины особые монументы – святилище Хассрамас, известное ныне как Плачущие Столпы. Три гигантских колонны, созданные из первородного эфира, выросли из земли, словно исполинские каменные деревья. Ткачи наделили их силой, позволявшей монументам черпать эфир из других Планов и проводить его в пределы Долины. Так эльфийские Одарённые могли использовать первородные сущности для восстановления пораженных Скверной регионов.
Чтобы эффективно распределить энергию, исходящую от Хассрамаса, маармы построили в Долине сеть ретрансляторов. В каждом городе Высоких Холмов были воздвигнуты высокие шпили, хранящие на своих вершинах особые камни-валариты, из которых Одарённые могли в короткое время зачерпнуть эфир и направить его в нужное место.
Однако Проклятие, которое поразило маармов в их северной Империи, когда они потерпели неудачу в своих еретических экспериментах с Книгой Смерти, затронуло всех существ этой расы. Не обошло оно и эйнов, обитающих в Высоких Холмах. В краткий миг безумие охватило соседей сетксар, и Ткачи маармов принялись вытягивать энергию Хассрамаса в ужасающих масштабах.
Переполненные валариты в эльфийских ретрансляторах треснули, не в силах впитать в себя столько энергии, и их повреждение привело к катаклизму. Земля вокруг башен начала терять свою форму, становясь зыбкой и податливой. Повсюду возникали Разломы в Стихийные Планы, выплёскивая в основной мир разрушительные и неукротимые природные силы.
Лишь в последний миг перед катастрофой Ксур’Шет почувствовали приближение чего-то ужасного. Им удалось укрыть территории вокруг их храмов щитом, что смог спасти от разрушения те районы, коим посчастливилось оказаться за ним. Однако эльфийские города и кварталы, оставшиеся беззащитными перед ужасной силой катаклизма, один за другим исчезали с лица мира.
Какие-то были обращены в пепел извечным огнём Судра. Другие, подобно эльфийским кварталам Шасса, стёрлись в пыль под натиском сокрушительных бурь и ветров Аэра. Однако большая часть из них погрузилась в земные недра, утонув в мягкой болотистой почве, разбитой наводнениями и землетрясениями. Такая участь постигла и самый крупный и величественный город маармов, раскинувшийся вокруг Хассрамаса. Лишь сам монумент выстоял под натиском породивших его сил, продолжая возвышаться над бескрайними милями непроходимых болот, оставшихся на месте эльфийских твердынь.
Из эльфов выжили лишь те немногие, кому посчастливилось оказаться вдали от ретрансляторов. Однако безумие поразило и их, и когда ярость стихий улеглась, а Ксур’Шет и Ткачам юттай удалось закрыть большую часть Разломов, маармы в отчаянной ярости атаковали своих бывших союзников. Они искали смерти, ибо такова была сила поразившего их народ проклятия. Но сетксар не стали убивать своих соседей. Им удалось отбросить эйнов в опустошенные земли, где те скитались долгие годы, пока цепкая хватка безумия, охватившего их души, не ослабла.
В тот раз изоляция Высоких Холмов обратилась против их обитателей. В то время как континентальные маармы, скитаясь по миру, находили исцеление в других землях, эльфы Долины были вынуждены находиться вблизи последствий порождённой ими катастрофы. Их разум не смог полностью очиститься, и следы безумия сохранились и среди их немногочисленных потомков.
Сетксар предприняли несколько попыток помочь своим прежним друзьям, однако те не смогли принять её, пожираемые изнутри чувством вины, обиды и ужасной, порождённой проклятием ненависти ко всему миру. Они расселились в непроходимых и диких местах Высоких Холмов, в изобилии порождённых катаклизмом, и там постепенно пришли в упадок.
Юттай не могли изгнать их из Долины, понимая, что в таком состоянии маармы найдут в большом мире лишь скорую гибель. Да и сами маармы не желали оставлять родных мест, несмотря на всю боль, что причиняло им созерцание последствий, к которым они привели свою родину.
Всё, на что были способны сетксар – это оставить остатки проклятого народа в покое, сохраняя осторожную и почтительную дистанцию. В память обо всём, что было между ними, и тех деяниях, что совершили эйны на благо Высоких Холмов, змееящеры не подвергли насилию обезумевших соседей, хоть такой выход и избавил бы их от многих проблем и опасностей.
Лишенные своего наследия, одичавшие и обескровленные маармы не представляли большой угрозы для уцелевшей цивилизации юттай. И хотя порой их налёты причиняли ощутимый вред, или даже забирали жизни одиноких сетксар, те не стремились к мести, понимая, что само время однажды не пощадит обречённый народ, превратив его в одну из страниц истории.
Воистину это была печальная и поучительная история. Я спросил у жреца, что стало с силой монументов, и он ответил, что после закрытия всех Разломов и разрушения валаритов, Хассрамас потерял связь с родными Планами. Лишь тонкие, едва уловимые частицы эфира, проникающие в основной мир через сохранившиеся трещины, собирались в чашах Столпов и изредка падали вниз, капелью стекая в причудливое озерцо, смешавшее в себе несколько видов первородного эфира. Так Хассрамас и получил своё новое имя – Плачущие Столпы.
Мне удалось взглянуть издали на монументы, когда те из моих провожатых, что могли продолжить путь, отвели меня на границу бескрайней топи, раскинувшейся к северо-западу от Шасса. В профиль они были похожи на массивные лысые древесные стволы, увенчанные вместо кроны шипастым полумесяцем-чашей. Едва различимые на горизонте тёмные силуэты, подёрнутые дымкой болот, казались лишь крошечными и незначительными точками. Однако, понимая, какое расстояние нас разделяет, я был впечатлён их реальными размерами, и ощутил благоговейный трепет перед могуществом создавших их Ткачей.
В Шасс я вернулся в молчании, ибо мой разум был полон тяжелых мыслей. Та часть истории юттай, что открылась мне здесь, проливала свет на многое увиденное и услышанное мной прежде. Взирая на уцелевший ретранслятор Шасса, что могильным памятником возвышался над опустошенной местностью, которую был призван оберегать, я в очередной раз в своей жизни думал, как часто благие намерения приводят могущественных существ к ужасным итогам.
Будь маармы менее самонадеянны и самоотверженны, возможно, они сумели бы сохранить не только свою цивилизацию, но и уберечь от катастрофы многие другие народы, пострадавшие из-за их падения. Но была ли в том их вина? Они были лишь детьми породивших их времён, а их, как известно, не выбирают. Как знать, не порази это проклятие маармов, и их место разрушительных падших могли бы занять сетксар. Однако печальная история их соседей научила их осторожности и осмотрительности, которые помогли им пройти невредимыми сквозь Эпохи.
Также теперь мне стало ясно, по какой причине природа и рельеф Высоких Холмов столь причудливо разнообразны. Пусть время и размыло границы между пораженными и укрытыми эгидой Ксур’Шет регионами, стереть их полностью ничто было не в силах. Слишком могущественна была ярость первородных Стихий.
Ксотль.
Из Шасса наш путь лежал северо-восток, ко второму по величине городу Высоких Холмов – великому Ксотлю. Ксотль, подобно Ксамунде, был городом ремесленников. Но здесь производилось всё, что могла породить тяжелая промышленность сетксар. Огромный, чадящий дымом и паром от сотен цехов и мастерских, город вырос на горизонте перед нами, словно огнедышащее механическое чудовище.
Как и Ксамунда, Ксотль не был окружен высокими неприступными стенами. Однако причиной тому была не малая значимость города – просто ни одна стена не могла сдержать той неукротимой жизни, бурлящей здесь, словно в гигантском котле. Вместо стен город хранили легионы бесстрашных воителей, усиленных великим множеством орудий и боевых машин, производимых здесь же. Такой силе действительно не было нужды укрываться за барьерами – они лишь сдерживали бы её собственное могущество.
Я ожидал, что шум, исходящий от такого промышленного гиганта, начнёт обволакивать нас задолго до того, как мы войдём в пределы города. Так было с городами-кузницами Ирланда, где грохот производственных машин мог буквально сбить с ног. Каково же было моё удивление, когда оказалось, что Ксотль издаёт лишь тяжелый, но вполне терпимый монотонный гул.
Причиной этому оказалось ещё одно удивительное изобретение сетксар – резонирующие колонны. По периметру каждого завода и мастерской, где работали шумные машины, возвышалось несколько массивных столбов причудливой формы со щербатой, мягкой на ощупь поверхностью. Именно они скрадывали шум, исходящий от цехов, словно вбирая его в себя, и передавали вибрации воздуха вглубь земли. Естественно, никто не раскрыл мне секретов этой технологии, однако я узнал, что авторами этой идеи изначально являлись каздуры, глубинные гномы, а сетксар лишь доработали и реализовали её.
До посещения Ксотля я вполне неплохо улавливал ритмы и правила жизни в других городах сетксар. Однако здесь на меня обрушился сущий хаос. Беспрестанный поток грузовых фургонов, вьючных животных разных размеров и беспорядочных толп рабочих и жителей захлестнул нас сразу же, как мы минули последний блокпост. Мне удалось быстро привыкнуть к гулу резонирующих колонн, однако он всё же вынуждал всех здесь разговаривать громче обычного. Потому к общей какофонии звуков примешивался шипящий гомон переговаривающейся – а порой казалось даже переругивающейся – огромной массы змееящеров.
И хотя мои проводники уверенно вели меня сквозь тесный, постоянно движущийся поток местных, я несколько раз был твёрдо убеждён, что в следующий миг нас что-то неминуемо раздавит. Настолько отличным был образ жизни Ксотля от всех прочих городов сетксар, что это произвело на меня чрезвычайно сильное впечатление. Потрясённый и оглушенный я проследовал к нашему временному пристанищу, но не сумел сомкнуть глаз от причудливой смеси звуков, вибраций и запахов, окутывающих город.
Пожалуй, я испытал облегчение, когда мы отправились к Медровым Вратам и покинули Ксотль. И если бы не моя непоколебимая уверенность в бесстрастности и хладнокровии моих проводников, я бы мог поклясться, что глядя на меня они посмеиваются, потешаясь над моей впечатлительностью. Во всяком случае, я на их месте поступил бы именно так.
Сложно рассказать что-то определённое о Ксотле. Зная обо всех описанных мной чудесах Высоких Холмов, обо всех технологических достижениях юттай, их военной, промышленной и научной мощи, просто стоит понимать, что корни каждого из этих аспектов жизни сетксар уходят корнями сюда, в Ксотль. Каждая вещь, необходимая для выживания и процветания этой расы производится местными жителями. От величественных, парящих в небе зунмаров, до застёжек, которыми крепятся на спинах гсагалла платформы наездников.
Гор'Сок.
Путевые Врата привели нас в Гор’Сок, ещё один город воинов, раскинувшийся на скалистых склонах северных гор. Тишина, встретившая нас по эту сторону арки, сперва показалась даже оглушительнее, чем нескончаемый вездесущий гул Ксотля. Поначалу мне не удавалось разглядеть город вокруг нас – я подумал было, что Врата Гор’Сока находятся на значительном удалении от него. Каково же было моё удивление, когда, приглядевшись, я обнаружил, что город на самом деле раскинулся вокруг нас.
Замшелый серый камень, покрытый лозой и растениями, послуживший материалом для всех зданий Гор’Сока, настолько хорошо сливался с окружающей нас местностью, что беглый взгляд просто не мог зацепиться за грубоватые силуэты построек, принимая их за естественную часть рельефа. Город был построен в густом лесу, среди скал, и, в отличие от Ксамунды, не пытался приручить природу вокруг себя. Гор’Сок всеми силами старался казаться частью местности. И, надо отдать должное его строителям – это отлично у него получалось. Облик города был настоящим чудом маскировки.
Если бы не местные жители, осторожно и уверенно перемещающиеся по городу небольшими группами, можно было бы счесть Гор’Сок древними, давно заброшенными руинами, уступившими свои рубежи дикой природе. Мне удалось разглядеть в местных архитектурных мотивах общий, характерный для всех городов сетксар, стиль. Но всё же это была скорее лёгкая дань традиции и общей культуре. В общем и целом же Гор’Сок представлял собой нечто совершенно непохожее на прочие поселения юттай.
Город был полон скрытой, затаённой мощи, подобной хищнику, сидящему в засаде. В нём не было броской и угрожающей демонстрации силы. Однако вязкая тишина, заполняющая едва различимые улицы, создавала давящую и тревожную атмосферу. Здесь чувствовалось постоянное напряжение, словно всё это место было сжатой пружиной, в любой момент готовой распрямиться.
Здесь я познакомился с ещё одним видом верховых зверей сетксар – быстроногими сарками (сет. «проворные»), причудливыми двуногими птицеящерами. Изумрудно-серое оперение сарков прекрасно гармонировало с окружающим их пейзажем, позволяя им почти растворяться на его фоне. Седлом на их спинах для юттай служили несколько разновысотных кожаных выступов, вокруг которых надёжно обвивалось длинное тело змееящера. По всей видимости, эти создания служили для быстрого перемещения по сложной местности, будь то горы или болота, доставки срочных вестей или важных небольших грузов.
В Гор’Соке мои провожатые седлали несколько сарков, объясняя это тем, что несколько следующих дней нам предстоит двигаться быстрее, чем мы прежде могли себе позволить. Связано это было с особым статусом земель, которые нам предстояло посетить.
Мхайрчатек.
Первым на нашем пути возвышался лес Мхайрчатек, который некоторые здесь называли «Лес Пауков». И ни у кого бы не возникло ни малейших сомнений о причинах появления этого названия. Среди массивных древесных гигантов раскинулись бескрайние тенёта, переплетённые порой столь плотно, что затмевали собой солнечный свет. Это были владения двух крупных колоний арахов, что обитали здесь ещё прежде появления Купола над Долиной Озёр.
Отношения между сетксар и арахами за прошедшие века установились сложные. Большую часть времени им удавалось сохранять мирный нейтралитет по отношению друг к другу, но случались в их совместной истории и конфликты, порой весьма масштабные. Одной из главных причин стала изоляция Высоких Холмов. Новые поколения пауков, не имеющие возможности расширять свои охотничьи ареалы за пределы родного леса и мигрировать в другие области, вскоре заполонили всё доступное им пространство. Две крупных колонии гигантских пауков буквально вычистили лес от других его обитателей, после чего столкнулись друг с другом в борьбе за оставшиеся ограниченные ресурсы.
В это противостояние оказались втянуты и змееящеры. Помимо беспокойства, вызванного пагубным состоянием Мхайрчатека, они начали подвергаться нападениям отдельных одичавших паучьих роев. Кроме того, арахи начали охотиться на фауну окружающих земель, разоряя змеиные кладки, истребляя гсагалла и сарков. Сетксар были вынуждены применить силу к своим соседям, серьёзно сократив поголовье особей в обеих колониях. Однако в глубине лесов змееящеры действовали менее эффективно, чем их членистоногие соседи, и их войска также не обошлись без потерь.
Когда противостояние зашло в тупик, предводители сторон вышли на переговоры. Арахам было предложено покинуть Высокие Холмы. Поскольку пауков не интересовали технологические и военные тайны сетксар, даже оказавшись во власти Демонов, они представляли не такую уж большую угрозу для Долины, в отличие от тех же маармов.
Но пауки отказались покидать свои владения, ибо близость эфирных озёр благотворно сказывалась на колониях. В ответ они настаивали на том, чтобы сетксар открыли для них границы, позволив им свободно проходить сквозь неё в любое время, что, естественно, было неприемлемо для юттай, ибо каждый ушедший за пределы Барьера паук мог вернуться шпионом и соглядатаем Владык Преисподней.
В итоге долгих, жарких и, по большей части, бестолковых прений, стороны сошлись на том, что колонии арахов сохранят свою власть над Мхайрчатеком, но обязуются взять под свой контроль все протекающие в лесу естественные процессы. Они должны были регулировать свою численность, не позволяя своему потомству превысить возможности местности, в которой они проживают, и заново развести в лесу таких конкурентоспособных созданий, что смогли бы выжить в условиях безраздельного паучьего владычества. Взамен сетксар не должны были вмешиваться во внутренние дела и конфликты колоний и, по возможности, сократить своё пребывание в глубинах леса.
Таким положение оставалось и на текущий момент. Конечно, за многовековую историю изоляции Долины, между арахами и сетксар случалось немало ссор, нередко приводивших к военным столкновениям. Однако запертые на ограниченном пространстве, без возможности умножать свою численность и, не имея достаточного количества ресурсов для постоянного развития, арахи не могли на равных противостоять мощи сетксар за пределами Мхайрчатека, и были вынуждены раз за разом уступать своим хладнокровным соседям.
Однако военные победы сетксар не слишком успокаивали меня в нашей поездке через сердце паучьих владений. Осознание того, что во тьме чащоб и тенёт скрываются тысячи голодных глаз, из которых далеко не все скрывают интеллект и разум высшего порядка, изрядно нервировало. Мне уже доводилось прежде путешествовать в колонии арахов, и, стоит признать, ни одно из этих путешествий не было приятной прогулкой.
Та’Ток.
К огромному счастью мы никого не встретили на нашем пути и благополучно достигли пределов леса. Блестящие на солнце заболоченными участками бескрайние зелёные луга, уходящие вниз к далёкому, едва видимому озеру Та’Ток, показались мне истинным раем после тёмного и тревожного Мхайрчатека. Там, на восточном берегу Та’Тока находился город Тлакс, где жили сильнейшие Повелители Зверей сетксар. Однако, не смотря на идиллический пейзаж, задерживаться в этих краях нам так же не следовало.
Тлакс находится в уникальной местности Долины. Вокруг него раскинулись ареалы обитания большей части эндемиков Высоких Холмов, поэтому только здесь местные Одарённые Природными Искрами имеют возможность эффективно работать со всеми живущими здесь созданиями. Именно мастера из Тлакса заботятся о будущем потомстве гигантских змеев, следят за популяциями сарков и гсагалла, а также занимаются сбором полезных материалов с каждого из видов, включая редчайших умарий.
Умарии – это гигантские разумные растения, обладающие способностью свободно перемещаться по местности своего обитания, распуская корни лишь для восполнения своих жизненных соков. В связи с этим умарии обитают в местностях с податливыми, рыхлыми видами почв, богатых питательными веществами.
Они являются всеядными существами, и способны брать всё необходимое как из воды и почвы, так и из живых организмов. Это делает этих созданий чрезвычайно опасными, ибо размер взрослой (хотя к некоторым особям этого вида применимо даже слово «древней») особи порой достигает полутора-двух десятков метров в обхвате и до восьми метров в верхних стеблях. Длина же хватательной лозы, которой умария ловит свою добычу, может достигать и полусотни метров.
Одновременно и к счастью, и к сожалению, умарии водятся лишь в подходящей местности с высокой концентрацией чистого первородного эфира. Эти растения сами являются проводниками эфирного вещества, а также его накопителями, в связи с чем каждая из частей умарии обладает уникальными и ценными свойствами, и чрезвычайно ценится алхимиками всего континента.
Шакуа.
Полюбовавшись окрестностями Та’Тока, мы поспешили на запад, к озеру Шсан, где располагался последний город периферии Высоких Холмов – Шакуа. Шакуа был северным близнецом Иззатала, во всём подобным ему с одним лишь отличием в том, что располагалась северная воинская крепость на склонах гор, а не у их подножия. Иззатал и Шакуа служили главным щитом Высоких Холмов от вторжения с запада, единственной стороны, не защищенной высоким горным хребтом. Дабы не утомлять читателя, я не стану перечислять всё, встреченное мной здесь, ибо оно было подобно тому, что я уже описывал в первом посещенном мной городе.
Стоит отметить лишь тот любопытный факт, что Шакуа оказался гораздо более украшенным и приятным для глаза, нежели Иззатал. Он, как и его южный брат, скрывался от стороннего взора, стараясь слиться с горами за спиной, однако в целом его архитектура оказалась более изящна и богата на не вполне функциональные, но, безусловно, прекрасные излишества. Кроме того в городе было много зелени, садов и парков, по которым, как мне казалось, абсолютно праздно и спокойно прогуливаются группы сетксар, занятые беседой или созерцанием. Мы пересекли даже пару искусственных каналов, по которым курсировали будто бы прогулочные ладьи.
Впрочем, ни богатое убранство города, ни умиротворённые жители не смогли умалить тяжести той мощи, что таила в себе эта горная твердыня. Всё те же колоссальные зунмары, грозно парящие в небе и всё те же крепкие орудия и высокие стены, с зорко бдящими на них воителями, стояли на страже покоя Долины. Шакуа дал нашему отряду последний прохладный и тихий приют перед посещением главного города сетксар.
Гексармитль.
Золотой город. Сердце народа юттай. Единственное наследие их Перворожденных предков, сохранившееся у них после падения Юанэя. Прочие города Долины – лишь тени главного города, возведённые по его образу и подобию. Ничто, виденное путником ранее, не подготовит его взор к тому величественному зрелищу, что ожидает его здесь.
Выйдя из врат, мы оказались перед огромной площадью, окруженной кольцом из пирамид, увенчанных другими Медровыми арками. Вымощенное белым камнем пространство между вратами было испещрено линиями, символами и надписями, выполненными из золотистого металла. По всей видимости, как и в Иззатале, эти знаки должны были облегчить организацию перемещения больших масс сетксар.
В Медровом Кольце – так называлось это место – мне раскрыли одну из тайн механизма работы Врат. До того момента я полагал, что Врата способны свободно связываться друг с другом, повинуясь воле Одарённых сетксар, или Ксур’Шет. Но на деле всё оказалось значительно сложнее.
Оказалось, что Врата связаны между собой ограниченным числом переходов, и чем их было больше, тем значительнее были объёмы затраченной на них медры. То есть, связать меж собой всего два места можно было при помощи двух сравнительно небольших арок. Однако для того, чтобы создать сеть, подобную той, что покрывала Долину, потребовалось четырнадцать колоссальных медровых сооружений. И центром этой сети являлось Медровое Кольцо Гексармитля, где каждая арка являлась не только отдельным переходом, но и ретранслятором, благодаря которому не связанные напрямую врата могли соединяться переходом.
Кроме того, большая масса металла, используемая при изготовлении арок, сама по себе являлась своеобразным якорем, не дающим проходу размываться под постоянно движущимися планарными границами.
На том краткий экскурс в тайны медры был закончен, и наша группа продолжила свой путь. Мы сошли со ступеней поддерживающей арку пирамиды, и, строго соблюдая высеченную в камне разметку, покинули Медровое Кольцо.
Гексармитль раскинулся на территории, окруженной тремя Великими Озёрами – Стир, лежащим на юго-востоке, Мунди, чьи воды омывали юго-западные окраины города, и бездонным, сокрытым в далёкой синеватой дымке озером Одоксота на севере, где некогда уснул сам Гидра-Сетар. Это был действительно большой город, чьи улицы взбирались на холмы и утопали в густых лесах, рассекались каналами и реками, и разливались по обширным, залитым солнцем равнинам. Мой строго выверенный маршрут охватывал лишь крохотную часть этого необъятного массива. В противном случае я мог бы потратить годы на блуждание по бесконечным извилистым улицам Золотого Города, не в силах оторваться от сокрытых в его пределах чудес.
Покинув Медровое Кольцо, мы вышли на широкий проспект, заключенный в объятия высоких, устланных зелёным ковром садов, ступенчатых террас. Где-то среди той зелени мой взор порой выхватывал движущиеся фигуры сетксар, небольшие купола открытых построек и радужную взвесь над крупными фонтанами. Лестницы, ведущие к вершине каждой из террас, приводили к подножию различных пирамидальных сооружений, а порой и целых комплексов, о чьём назначении я мог только догадываться.
Проспект вывел нас к ещё более широкому каналу, по чьим зеленоватым водам скользили различные причудливые суда змееящеров. Занятно, но некоторые из них, казалось, были обложены, или, может, даже полностью сделаны из камня. Если это было правдой, то, по всей видимости, на поверхности они могли держаться благодаря итейре. Однако зачем это было сделано, я предположить не смог.
Следуя берегу канала, мы продвигались на север, щурясь под лучами полуденного срединного солнца впереди. Возле одного из прямых мостов, пересекающих канал, я вдруг заметил нечто, что в своей обыденности совершенно выбивалось из всех окружающих диковинок.
Старый змееящер, покрытый шрамами и облаченный в просторный плащ из белой лёгкой матери, обвив нечто, подобное стулу, расположился у перилл набережной, расставив перед собой мольберт и столик с инструментами художника. На холсте было изображено ровно то, что я мог наблюдать и своими глазами.
И эти картины – и та, что рисовал художник, и та, что представлял собой сам художник – открыли мне едва ли не больше, чем всё виденное прежде. То чувство, что было заключено здесь, имело исключительную ценность. Во время моего странствия по Высоким Холмам, мне нередко казалось, что сетксар исключительно сдержанный и дисциплинированный народ, погруженный в тяжелую рутину бесконечной череды повторяющихся задач и исполнение своего великого предназначения. Редкие исключения, подобные беззаботным детям в Иззатале, резчикам Ксамунды или прохладным паркам Шакуа, лишь подтверждали это чувство.
Но именно этот художник, погруженный в созерцание своего родного города, немного приоткрыл завесу, скрывающую истинные помыслы народа сетксар. Причину, по которой они так самоотверженно и рьяно брались за любой необходимый труд, едва ли не обходя трудолюбием стеннаров. Почему они столь яростно, с такой жестокостью защищали каждую крупицу своего наследия, и при этом были готовы безжалостно обратить в прах всё, чего они достигли, пожертвовав тысячами своих сородичей, лишь бы это не оказалось во власти враждебных сущностей.
И, как бы странно это ни звучало, но именно любовь к своему народу, ко всему, чего он достиг, и всему, что было оставлено в наследство их Перворожденными предками, к их Богам и Старшему Народу – словом, ко всему, что делало сетксар теми, кто они есть, позволила змееящерам сохранить себя в неприкосновенности.
Не чувство долга, подобное упомянутым гномам. Не чувство вины, что побуждало к той же бесконечной непрестанной работе расу урраков. И даже не та любовь ко всему миру, что жила в сердце их ближайших сородичей ксар, побуждая тех нередко вмешиваться в конфликты своих соседей.
Сетксар жили в мире, где они были совершенно одни. Они так долго находились в изоляции и столь сильно отторгали весь остальной мир, что у них не осталось ничего, кроме того, что было ими создано, и никого, кроме самих себя. И этого было столь же неизмеримо много, сколько же и невообразимо мало.
Все бесчисленные достижения сетксар, вся их мощь, вся их история, все тайны, надежды и цели жили лишь до поры, пока живы они сами. И отчаянная, щемящая любовь ко всему их маленькому миру, сокрытая в глубинах их холоднокровных сердец, побуждала их жить. Жить так сильно и яростно, словно каждый миг мог стать последним. Они наблюдали, как все цивилизации Перворождённых, одна за одной, приходили в упадок, мельчая, изменяясь или исчезая. И осознавали, что всё это время и сами находятся у последней грани. Грани, которую однажды они неизбежно перешагнут.
И им либо придётся исчезнуть, оставив после себя лишь смутные и тревожные воспоминания, подобно тому, как это произошло с народом Мастеров Металла. Либо же они сбросят барьеры, и откроются миру, вплетя свою уникальность и целостность в общее полотно бытия. И всей их надеждой было лишь то, что им удастся сохранить себя достаточно долго для того, чтобы выйти в мир под взор оживших Богов, которые сумеют распорядиться тем, что оставили в дар своим змееподобным детям.
Именно здесь становилось ясно, почему каждый город Высоких Холмов был защищен так, словно являлся последним бастионом всего народа сетксар, а Гексармитль, казалось, напротив вовсе не имел никаких укреплений. Безусловно, его так же, как и прочие города, защищали и стражи, и боевые машины, однако для них были отведены лишь особые места. Всё прочее пространство служило иным целям.
Гексармитль был сердцем, и, подобно любому сердцу, он был так же уязвим. Ведь не имело значения, сколько башен и стен окружат последний город сетксар, если все воители, что могли их занять, полягут на внешних рубежах. Последние стражи, что несли здесь службу, не должны были спасать город. Их задачей было его уничтожить, стереть в пыль, подобно тому, как сетксар прошлого однажды уничтожили другой свой родной дом – Юанэй, дабы он не достался врагу.
И старик, рисующий пейзаж, который несомненно наблюдался им неоднократно на протяжении десятилетий, не утратил ни чувства восхищения своим домом, ни осознания ценности каждого мгновения, проведённого в нём. Я бы не удивился, если бы узнал, что эту самую картину он рисует вновь и вновь, регулярно посещая излюбленное место. Для сетксар весь их маленький мир складывался именно из подобных мелочей. Подобно конструкции их пирамид, камень за камнем, к самой вершине, на которой сияющим венцом застыло лезвие, на одной стороне которого сияла любовь к самому их существованию, а в тени другой притаилось осознание неизбежности судьбы.
Изумрудный Дом.
Покинул я набережную в глубокой задумчивости, из которой с трудом сумел выбраться лишь к тому моменту, как наша группа оказалась у массивных врат некоего крупного сооружения, выложенного из темного зеленоватого камня, и украшенного барельефами со змеями и мифологическими сюжетами. Башни спиралевидной формы, возвышающиеся с каждой стороны здания, пронзали небо остриями длинных металлических пик, горящих огнём на солнце.
За открывшимися дверьми нас ждал огромный зал с рядами колонн и высоким сводчатым потолком. Между колоннами располагались различные пьедесталы и стеллажи, хранящие в себе предметы разной формы и размера. По залу сосредоточенно сновало множество сетксар, облаченных в просторные мантии с капюшонами. Они входили и выходили в многочисленные двери, сокрытые в стенах главного зала, изредка останавливаясь у некоторых из хранилищ.
Подойдя ближе к одному из них, я узнал в лежащем на небольшом постаменте предмете фериамовую сферу. Это не слишком удивило меня – секреты работы с «металлом памяти», способным хранить массивные объёмы сведений в виде образов, были доступны многим народам Перворождённых. И наверняка юттай были в их числе.
Здание, в котором мы оказались, оказалось целым научным комплексом, где накапливалось и использовалось множество знаний, необходимых сетксар как в повседневной жизни, так и в особых случаях. Один из последних мне удалось увидеть своими глазами.
Войдя в один из залов научного храма, я увидел парящую в нише крупную сферу, наполненную зеленоватой жидкостью. Внутри сферы застыло тело странного юттай, чья нижняя часть представляла собой не то срастающиеся в хвост ноги, не то разделяющийся надвое хвост.
Мои провожатые подвели меня ближе, где я смог задать вопрос находящимся рядом сетксар. Один из жрецов поведал мне, что я смотрю на "рексхлил" – Перекованного Демонами, чей дух сумел возвратиться к изначальному виду, но плоть так и осталась искалеченной.
Нижняя часть тела юттай является священным змеиным началом, связующим звеном между расой сетксар и заключённой в них частицей Божественной Сущности Змеиного Бога. Порой Демоны отсекали порабощенным юттай их хвосты, взамен отращивая им ноги. Так Владыки показывали свою власть над покоренным змееящером, помечая его как свою собственность.
Утративший таким образом часть своей сущности сетксар становился слабее, его связь с народом тускнела, а процесс Перерождения, и без того чрезвычайно тяжёлый, становился почти невозможным. Как правило, Демоны прибегали к подобным мутациям лишь для тех юттай, что обладали сильными и полезными талантами, и чьим могуществом можно было пожертвовать ради того, чтобы как можно крепче привязать такого слугу к себе.
Увы, даже если Перерождение удавалось произвести, и такой сетксар возвращался к своему народу, полностью восстановить его дух и плоть уже не представлялось возможным. Всё, на что были способны жрецы – это вернуть физическое обличье искалеченному сородичу, подарив ему тем самым хоть малое утешение.
В этот миг я вновь усомнился в том, что понимаю этот народ. То, что они позволили мне увидеть, выглядело словно оправдание. Но я точно знал, что ни один из змееящеров ни за что не станет оправдываться ни за единый миг своей истории. Если кто и заслуживал их покаяния, то лишь Сетар и сами Великие Боги. Нет, то было чем-то иным. Но чем – я не сумел понять.
Гнёзда.
Мы покинули комплекс, и дорога повела нас вверх, к холмам, окружающим Медровое Кольцо с одной стороны, и прикасающиеся своим подножием к водам Мунди – с другой. На вершине самой крупной возвышенности покоился Храм Матери, куда порой – в особые моменты истории – из глубин озера поднималась сама Мать, древнейшая, после самого Старика, Многоглавая Змея. Провожатые сказали, что её размеры были столь велики, что Мунди довольно было лишь выйти из воды, и её головы уже оказывались над её Храмом. И, пожалуй, других таких колоссов в мире я не знал. За исключением, разве что, Демонов.
В самой северной части холмов дорога раздваивалась. Одна уходила к Храму на западе. Другая же устремлялась вниз, к болотам между Мунди и Одоксота. С высоты были видны многочисленные, едва различимые постройки у небольших круглых бассейнов неестественно правильной формы, таких пронзительно голубых, будто они сами излучают свет.
То были Гнёзда – место, где появлялись на свет молодые сетксар. Провожатые рассказали мне, как Жрецы Храмов Рождения изучают кладки и составляют списки будущих сетксар, с перечнем их врождённых талантов и склонностей. В отдельных случаях жрецы могут повлиять на развитие эмбриона, заложив в него необходимые народу качества. Так в годы войны может рождаться больше воинов, а в мирное время – склонных к мирным профессиям.
Кого-то подобное отношение к будущему поколению могло бы возмутить. Посягательство на свободу разума и саму духовную суть нерожденных жизней могло выглядеть еретическим святотатством, преступлением против самой божественной природы. Однако я к тому моменту успел довольно глубоко вникнуть в детали образа мышления и мировоззрения сетксар, чтобы убедиться в том, что народ змееящеров ясно осознаёт суть божественного наследия, вверенного Сетаром в их руки. И если они считали, что подобные метаморфозы будущих юттай приемлемы и необходимы – значит, так оно и было.
Гнёзда не зря располагались именно между озёрами Матери и Старика. Эфирная аура, окружающая этих Первородных созданий, касалась кладок сетксар, наделяя их особой связью с божественными сущностями и их народом. Под присмотром Великих Гидр и Ксур’Шет новорождённые змееящеры появлялись на свет, чтобы принять на плечи положенный им груз предназначения.
С грустью я понял, что моё путешествие подходит к концу. Гнёзда были последним, что я должен был увидеть прежде, чем посещу Храм Матери и покину эту страну. За своё путешествие мне открылось немало вещей, вдохновляющих и гнетущих, невероятных и удивительно обыденных, прекрасных и ужасающих.
Узнал ли я сетксар лучше за то время, что провёл среди них? Безусловно, да. Узнал ли я их достаточно хорошо для того, чтобы сказать, что я знаю их? Боюсь, что нет. Я бы не смог изложить словесный портрет народа сетксар, даже если бы у меня возникло такое желание. Их жизнь, натура и тайны духа так и остались непознанными мной. И, думаю, я скорее рад этому. Некоторые тайны существуют для того, чтобы навеки оставаться нераскрытыми.
Храм Матери.
Храм Матери, который до сих пор описывался мной как сооружение, построенное на вершине холма, оказался самим холмом. От подножия до самой вершины, увенчанной величественным пирамидальным сооружением, холм был изрезан ходами и залами, в которых неустанно трудились десятки жрецов и мистиков.
Между Храмом и соседствующей с ним возвышенностью был перекинут широкий арочный мост, с которого я мог целиком оглядеть Священный Холм. Такому бережному и мастерскому искусству преображения материи позавидовали бы и известнейшие маларийские мастера, что славятся первыми умельцами в этой науке.
Холм, не утратив некоей природной бесформенности, был тщательнейшим образом изменён для нужд, которым его предназначили. Всё выглядело так, словно сама земля подарила часть себя народу Сетксар, дабы они могли использовать её для общения со своими Божественными Покровителями.
За буйной, но упорядоченной растительностью, покрывающей склоны, скрывались скалистые арочные порталы и выросшие из земли каменные уступы-террасы. Вьющиеся лестницы-серпантины, словно россыпь случайно упавших валунов вели от подножия к вершине, в которой было высечено само Святилище.
Храм Матери выглядел именно так, как должно выглядеть сооружение, не намного моложе окружающих его гор. Замшелые каменные столбы, вырезанные из толщи скалы, поддерживали сводчатую, многокупольную крышу, в центральной вершине которой был выложен широкий световой колодец. Древние, увитые плющом и выщербленные вековыми ветрами, статуи гигантских змей сторожили множество огромных проходов, ведущих на каменистую площадку, усекающую вершину холма.
В один из таких проходов и упирался мост, по которому следовала наша группа. Остановившись перед безмолвными каменными стражами, я избавился от лишних вещей, оставив их на попечение своих провожатых, и с благоговейным трепетом вступил под сень древнего святилища. Девять пар божественных глаз встретили меня на пороге, едва не сбив с ног, словно на меня налетел сокрушительный ураган. Ксур’Шет лишь малой частью своего разума наблюдали за мной сквозь свой полусон, но и такой толики внимания хватило, чтобы почувствовать себя ничтожно малой крупицей в потоке ослепительного света.
Низко склонившись на пороге, я осмелился сделать первые робкие шаги вглубь Храма. Миновав первые площадки с Божественными Змеями, я приблизился к центру Храма, где возвышался массивный серый валун, на вершине которого спал самый крупный сетксар, которого мне только довелось увидеть. И хоть его размеры не дотягивали до величественных форм Ксур’Шет, он выглядел весьма внушительно на фоне обычных Гигантских Змеев. Шкура этого гиганта была белоснежной, и укрыта столь же светлым свободным одеянием. Так я предстал перед Голосом Матери, Верховным Видящим Высоких Холмов, наблюдающим за потомками времени и переводящим Божественную Волю на язык смертных.
Вновь поклонившись спящему Видящему, я обошёл его постамент и продолжил путь к противоположной части храма. Лишь завывания ветра и едва различимый шорох моих собственных ступней нарушали покой этого места, и с каждым сделанным шагом я всё глубже погружался в него.
Достигнув края каменной площадки, я оказался у крутого склона, который устремлялся от Храма вниз, к берегу озера Мунди, лишь в самом конце прерываясь невзрачной на своём фоне грядой прибрежных холмов. Опустив свои колени на холодный камень, я застыл на краю площадки, в безмолвном восхищении созерцая открывшийся мне вид.
Не знаю, сколько времени я провёл там, переживая в памяти все те дни, что я провёл в этой удивительной стране. Каждое событие, произошедшее со мной, надёжно укоренялось в моём разуме, оставляя после себя неизгладимый след. За свою насыщенную и долгую жизнь мне довелось посетить немало удивительных и странных мест. И мне сложно сравнить их с тем, что я увидел здесь, на землях таинственных змееящеров. Лишь в одном я был уверен – Высокие Холмы не были похожи ни на одно другое место на континенте. И что тоска по ним будет жить в моём сердце, покуда оно бьётся.
Лишь когда солнце начало клониться к горизонту, я поднялся с коленей, разминая затёкшие ноги, и вернулся обратно к своим провожатым. Впервые за всё время я застал своих охранников безмятежно отдыхающими в тени Храма. Они неспешно поднялись мне навстречу и помогли мне снять вещи и припасы с моего верного гсагалла, с которым я почти не расставался всё время, проведённое в землях юттай.
С теплом и тоской я попрощался со зверем, ставшим мне родным другом. Конечно, его холодные бесстрастные глаза, как и прежде не выразили ничего, кроме бесцветного спокойствия, однако, смею надеяться, что не был ему плохим спутником.
Мы миновали мост, за которым меня уже ждал небольшой зунмар, что должен был отвезти меня обратно к Пороговому Гребню. Мой конвой проводил меня до самых ступеней парящей пирамиды, где я, не особо рассчитывая на ответ, протянул руку моим добрым спутникам. К моему великому изумлению, каждый из них крепко сжал моё предплечье, склонив голову на прощание. Не думаю, что в моей жизни случалось много вещей, тронувших моё сердце столь же сильно.
Широко улыбнувшись своим змееподобным товарищам, я подхватил сумки и вскочил на ступени зунмара. Небесный корабль быстро набрал высоту и устремился на северо-запад, оставляя позади всё, что я успел увидеть и полюбить в непостижимых Высоких Холмах, и всё, что так и останется навеки сокрытым от моего взора. Это путешествие для меня завершилось. Впереди лежала долгая и трудная дорога домой. А за ней новые земли и новые открытия, с новыми встречами и разлуками.